Почему не хочется хвалить ребенка?

 К психологу обычно обращаются, когда назрела необходимость что-то переосмыслить, переоценить, изменить – в своей жизни, в отношениях с супругом, друзьями, сослуживцами, родителями, детьми. Но хотя на уровне сознания человек хочет измениться, на бессознательном уровне он очень часто сопротивляется попыткам поменять его установки, сломать привычные стереотипы поведения. Это подтвердит вам любой практикующий психолог. Естественно, сталкиваемся с таким парадоксом и мы. 


Работая с трудными детьми, мы стараемся как можно скорее донести до их родителей мысль, что нервному, плохо управляемому ребенку, неспособному по тем или иным причинам вписываться в коллектив и соблюдать установленные там правила, совершенно необходимо положительное подкрепление. Необходимо, как воздух. Без похвалы и различного рода поощрений он не сможет исправиться, не сможет двигаться вперед.

И теоретически большинство родителей с этим согласно. Но на деле… Совершенно очевидно, что маме не хочется хвалить ребенка. Она это делает (если делает) формально, торопливо, смазанно, словно выполняя тяжелую повинность. Порой контраст бывает вопиющим. Сидят рядом два ребенка. Один – инвалид с явными последствиями родовой травмы: задержкой развития, плохой моторикой, отвечает невпопад, внимание снижено. А для своей мамы он все равно самый лучший, дорогой, ненаглядный. Она готова в любой момент его приласкать, поддержать; пользуется любой возможностью, чтобы отметить какие-то его успехи, сказать ласковое слово. А другой малыш – что называется, все при нем: как с рекламной картинки, милый, ласковый, ловкий, развит не по годам. Но у его мамы к нему масса претензий, и в результате ребенок «загнан» в невроз. От чего претензии, естественно, возрастают, ведь с невротиком и впрямь нелегко. Мама спешит, опаздывает, а он вместо того, чтобы поторопиться, делается как сонная муха. Вечером 20 раз бегает в туалет, капризничает, просит попить, поесть, полежать с ним. Одежда его раздражает до слез: там трет, тут тесно, это не надену. Теперь еще и ногти стал грызть, а по ночам мочится в постель. Хотя прояви его мать хотя бы часть того терпения и любви, которые проявляет мама первого мальчика, глядишь – и не пришлось бы ходить по психологам и врачам.

По моим наблюдениям, подобный «расклад» встречается довольно часто, и в этом, похоже, есть высшая справедливость. Ведь тяжелобольному ребенку и так трудно жить на свете, а если его еще и мама отвергает, то и вовсе невыносимо. (Хотя, конечно, и тех, других, более благополучных, но недоласканных, недохваленных детей очень жаль…)

А все-таки, почему не хочется хвалить ребенка, не хочется его поощрять? Да, он плохо себя ведет. Но не всегда же! И потом, разве сидящий рядом мальчик с задержкой развития или аутист ведет себя идеально? Отнюдь! Его поведение бывает порой просто диким, и мама устает от него гораздо больше, а все равно хвалит! Так что логические обоснования тут вторичны, а первично внутреннее сопротивление. И нужно попытаться понять, почему оно возникает, а не доказывать себе и другим, что ты все делаешь правильно.

«Любовь… не ищет своего»

Прежде чем разбираться в отклонениях, поинтересуемся нормой.

А в норме с первых же дней жизни младенца у мамы должно возникнуть безусловное, полное, безоговорочное принятие малыша. И даже еще раньше, еще находясь в материнской утробе, он должен чувствовать, что любим и дорог, независимо от того, каким окажется, появившись на свет. Однако на практике так получается далеко не всегда.

«Какой он красивый!» – воскликнула моя дочь, глядя на только что родившегося сынишку. И, позабыв про усталость и боль, не могла налюбоваться им до позднего вечера. А посторонним он вряд ли показался бы тогда красавцем: красно-фиолетовый, сморщенный, с паучьи-тоненькими ручками и ножками и непропорционально большой, как обычно у новорожденных, головой. Но для Кристины краше его не было на целом свете, и между ними фактически сразу установилась та пуповинная связь «мать-дитя», без которой, как утверждают специалисты, невозможно гармоничное психическое развитие ребенка.

А вот другая мать. Жалуется на тяжелые отношения с четырехлетней дочкой. В процессе беседы речь заходит о настроении мамы в первые месяцы жизни Анюты.

«Настроение? Если честно, то – “уберите от меня это”… Мне к ней ни подходить не хотелось, ни на руки брать… Нет, я, конечно, за ней ухаживала, но просто потому, что помощников не было: муж работал, а бабушки у нас далеко, в другом городе. Первые несколько месяцев у меня было полное отчуждение от ребенка. Сама не понимаю, в чем дело. Вроде бы ждала, радовалась – и тут такое… Потом как-то отлегло, я включилась. Но мне кажется, то мое состояние не прошло для нее бесследно».

Разумеется, не прошло. Послеродовая депрессия, симптомы которой описала женщина, наносит тяжелейшую психическую травму новорожденному ребенку. В первый год жизни он острее всего нуждается в телесном и эмоциональном контакте с матерью, ей же не хочется его ласкать, а хочется отгородиться, уйти в себя. Однако депрессия – это все-таки крайность, болезнь (хотя и не такая уж редкая: в последние годы такой диагноз слышишь все чаще). Но есть немало здоровых людей, которым что-то мешает безоговорочно принять своего ребенка. Не то чтобы они его не любят. Любят, стараются быть хорошими родителями, но что-то стоит между ними и их отпрыском, какая-то невидимая, но прочная преграда. Почему же она возникает?

«Любовь… не ищет своего», – пишет апостол Павел (1 Кор. 13: 4–5). Та любовь, которая, говоря его же словами, «никогда не престает» (1 Кор. 13: 8) и которой нам так не хватает в современном мире. Нас отделяют друг от друга гордость, обидчивость, подозрительность, самолюбие – короче, грехи. Но у младенца ничего этого еще нет, так что процесс тут не обоюдный, а односторонний: матери что-то мешает проявлять безусловную, беззаветную любовь. Она почему-то «ищет своего». Подрастая, ребенок, конечно, начинает на это реагировать, и потом уже бывает нелегко распутать клубок взаимных претензий и обид. Поэтому, анализируя ситуацию, имеет смысл вернуться к истокам, к раннему детству ребенка, когда отношения только начинали складываться.

Ребенок – утешение или обуза?

Ни для кого не секрет, что очень многое в нашей жизни зависит от нашего взгляда на эту самую жизнь. А он, в свою очередь, зависит как от личностных особенностей «глядящего» (человек оптимистического склада даже в трудных обстоятельствах ищет лучшую сторону, пессимисту же ничем не угодишь), так и от господствующего в обществе взгляда на то или иное явление. Престижна какая-то профессия – множество юношей и девушек жаждут ее получить, хотя, может быть, она им вовсе и не подходит. В Великую Отечественную войну на волне патриотического подъема мальчишки стремились записаться добровольцами, нередко завышая для этого свой возраст. Сейчас (пусть и не все, но многие) внуки этих мальчишек под влиянием прямо противоположных настроений считают доблестью «откосить» от армии.

Отношение к детям тоже изменилось за последний век радикальным образом. Чем больше обуревала общество жажда потребительства, тем меньше возникала потребность в многодетности. Оно и понятно: каждый следующий ребенок снижает уровень благосостояния семьи и воспринимается остальными его членами как конкурент. Параллельно набирала силу идеология ограничения рождаемости, ставшая в XX веке мощнейшим инструментом геополитического давления и уничтожения традиционных обществ. Организации типа «планирования семьи» и либеральные средства массовой информации очень старались достичь заветной цели: убедить население разных стран в том, что иметь много детей не в их интересах. «Пусть один ребенок, но здоровый и желанный. Зачем плодить нищету?» А сексуальная революция, затеянная с теми же целями, привела к тому, что теперь миллионы людей, никогда не читавших русского писателя Вересаева, отвечает на вопрос «Вы любите детей?» словами его героя: «Нет. Но мне нравится то, от чего они получаются».

Правда, в нашей стране в последние годы, когда в Церковь стало возвращаться все больше людей, и особенно молодых, наметились кое-какие изменения к лучшему. Церковь старается поднять престиж многодетности, донести до государства и людей мысль о недопустимости абортов и греховности «свободной любви». Но пока это капля в море. Пока что планировочно-контрацептивная психология не собирается сдавать своих позиций. А она вся построена на том, что ребенок – это обуза. Не величайший Божественный дар, который только может получить человек, а обуза. Этот ключевой образ задает тон отношений, подсказывает логику развития сюжета. Если обуза не ко времени, то от нее надо поскорее избавиться. Ну, а если уж вы решили взвалить ее на себя, то на себя и пеняйте. Вас ждет множество трудностей и лишений.

И когда трудности начинаются, далеко не все родители бывают готовы безропотно все терпеть и пенять на себя. Тем более, когда все вокруг настраивает не на преодоление трудностей¸ а, наоборот, на уход от них, на максимальный комфорт. Быстро возникают недовольство, раздражение, которые нужно куда-то выплеснуть. Кто-то выплескивает на свою вторую половину, а у других актуализируется заложенный, как мина, образ помехи, обузы. Какое уж тут будет безусловное принятие ребенка?

Причем объективно сейчас растить детей гораздо легче, чем, скажем, в послевоенные годы или в дореволюционной России. Моя бабушка, живя в самом что ни на есть ближайшем (на тот момент) Подмосковье – на станции Лосиноостровская, таскала домой ведрами воду из колодца, грела ее на печке и мыла детей (а потом и внуков) в корыте. А свекровь, имея двух крохотных сынишек, ходила по воду за несколько километров. И обе они каждый день руками стирали детские пеленки и подгузники. Но множество современных мам устает от ухода за ребенком гораздо больше, чем они. Хотя стирает за них машина, а о подгузниках они не хотят даже слышать. Зачем, когда есть памперсы?

И главное, им действительно тяжелее! Ведь определяют все не объективные обстоятельства, а их субъективное восприятие. Сколько женщин, потерявших мужа в войну, радовалось, что у них остались дети. Радовалось, хотя поднимать их в одиночку было неимоверно трудно. Но общество настраивало их на то, что дети – это отрада, утешение, память о погибшем, его живое продолжение. А теперь нередко слышишь (причем от женщин из вполне обеспеченных семей): «Родить еще детей? Да вы что! А вдруг с моим мужем что-то случится? Как я их буду растить одна?».

Так что одно из основных условий установления (или восстановления) нормальной связи с ребенком – это устранение разрухи в голове. Ключевой образ должен быть правильным. Дар, особенно драгоценный, принимают с благодарностью, бережно хранят его, любуются им. С обузой же в лучшем случае можно смириться. И если уж благодарить за нее Бога, то как за крест. Чувствуете разницу?

Когда ребенок – дар, то слова любви, одобрения и похвалы не нужно из себя вымучивать, они изливаются сами собой вместе с потоком нежности. Хочется продлить эти невозвратимые мгновения: вот он, такой маленький, беззащитный, так в тебе нуждается… Даже в ситуациях, объективно причиняющих неудобства, видишь положительные стороны.

«Моя дочка долго просилась на руки, – рассказывает одна из таких матерей. – В три года, помню, идем мы домой с прогулки. Устанет – “хочу на ручки!” Я ее никогда за это не ругала, не стыдила. Мне на самом деле приятно было носить ее на руках. Я понимала, что это очень скоро кончится и никогда больше не повторится. Проносила я ее, правда, всего несколько шагов – она уже была тяжелой, – но Марусе этого хватало. Ей важно было ко мне прижаться, почувствовать биение моего сердца. От этого она успокаивалась, ощущала прилив сил».

Когда же ребенком тяготятся, то мечтают, чтобы он поскорее вырос, охотно перепоручают уход за ним и воспитание другим людям. А главное, живут с ощущением, что ребенок постоянно отвлекает их от чего-то более важного, что время, проведенное с ним, потрачено впустую.

«Вот Вы говорите: “Нужно с Мишей заниматься, учить его играть”, – с нескрываемой досадой воскликнула мама пятилетнего мальчика с явной педагогической запущенностью. – Но нами с братом родители вообще не занимались! Мы росли как-то незаметно для них – и ничего, выросли нормальными людьми».

Конечно, при таком настрое чаще видишь отрицательное. И досада, возникающая из-за обстоятельств, быстро переносится на причину, из-за которой так все сложилось. То есть на ребенка.

Мама не готова

Очень часто ситуация усугубляется еще и тем, что мать с отцом сами росли в однодетных семьях и не имеют навыка общения с маленькими детьми. У матери нет опыта ухода за малышом, она всего боится, нервничает. Младенцу передается ее тревога, он тоже начинает беспокоиться, кричит. Это еще сильнее выбивает молодую маму из колеи. Она не понимает ребенка, он – ее. Возникает замкнутый круг. Ребенок воспринимается уже не только как обуза, но и как источник угрозы, неприятности. Сперва неопытная мама терзает себя и окружающих страхами за его здоровье и безопасность. Потом, когда он начинает проявлять самостоятельность, панически боится, как бы он чего не вытворил.

Конечно, любой родитель присматривает за малышом и в каких-то случаях за него волнуется. Но тут и того, и другого с избытком: тревога постоянна, недоверие к ребенку хроническое.

«А вдруг он вырвется и побежит?» – отвечала одна такая мама на вопрос, почему она ни на шаг не отпускает от себя на прогулке шестилетнего сына, совершенно не расторможенного и вполне разумного мальчика.

И что самое ужасное – он действительно как-то вырвался и побежал, не разбирая дороги! Чем, естественно, укрепил у матери ощущение ее правоты. А вот с другими людьми Славик никогда себе ничего подобного не позволял. И в детском саду на него не было нареканий.

Точно так же родители пятилетней Вики жаловались, что девочка ведет себя совершенно неуправляемо: бегает по храму и не реагирует на замечания, в магазине, в транспорте толкается, все время куда-то лезет. Там же, где она оставалась без родителей (например, на занятиях по подготовке к школе, в студии хорового пения) Вика держалась даже несколько скованно. А в ее играх с детьми вообще не было никаких отклонений.

Приглядываясь ко многим таким мальчикам и девочкам, пытаясь осмыслить, почему они так дико ведут себя с близкими, нередко видишь, что на самом деле это близкие невольно навязывают им такую модель поведения, поскольку относятся к ним либо как к несмышленышам, либо (когда ребенок проявляет агрессивность) как к дикому зверю. Умному, хитрому, но опасному и непредсказуемому. Подобное отношение тоже чаще всего возникает у родителей из однодетных семей, никогда прежде не имевших дело с маленькими детьми. Естественно, такое отношение отгораживает взрослых от ребенка.

Но ведь в действительности ребенок уже к концу первого года жизни понимает достаточно много. А тут – пяти–шестилетние дети без серьезных психиатрических диагнозов! Конечно, никакой «несмысленности» у них нет, а есть глубоко травмирующее их чувство отверженности. И с другой стороны, подстройка под родительское отношение. Вы хотите видеть несмышленыша? – Пожалуйста! Дикого зверя? – Получайте! У маленьких детей все это происходит на бессознательном уровне. Потом, постепенно осознавая какие-то вещи, ребята безобразничают из чувства протеста. Ну и, конечно, пытаются манипулировать родителями: с несмышленыша-то какой спрос?

Любой ребенок очень хочет (но не всегда может) соответствовать родительским ожиданиям. И если взрослые ждут от него подвоха, неприятности, они обязательно дождутся. И наоборот, поборовшись со своими тревожными ожиданиями, дав ребенку понять, что ему доверяют (хотя, конечно, действовать надо по принципу «доверяй, но проверяй»), родители с удивлением замечают: сын или дочь стали спокойней, ведут себя более разумно и адекватно.

Тяжелее всего обычно приходится первенцам. Со временем мамы набираются опыта, воспитание других детей дается им легче. У многих современных женщин, испытывавших психологические трудности в связи с уходом за первенцем, наконец-то просыпается дотоле дремавший материнский инстинкт, который лучше всяких специалистов подсказывает им, как обращаться с ребенком. Сама пройдя этот путь трижды, я могу засвидетельствовать, что с каждым следующим малышом тяготы материнства ощущаются все меньше, а радости – все полнее. Подавляющее большинство моих многодетных знакомых говорит о том же.

«Наш уже читает, а ваш?»

Безусловному принятию ребенка очень мешает и столь популярная нынче ориентация на успех. Дошкольникам не дают насладиться детством, не дают наиграться. Их рано начинают учить, ждут от них достижений, сравнивают со сверстниками. И ладно еще, если мама дома, в спокойной обстановке попробует научить малыша чтению и счету. Не получится – ей самой скоро надоест с ним бороться, и она это дело забросит. Но сейчас совсем маленьких ребятишек водят на групповые занятия. А это уже дело другое. Чужая обстановка, чужая тетя в роли учительницы, эффект группы – все это повышает значимость занятий. Соответственно, и неудачи воспринимаются более остро, чем дома один на один с мамой. А если еще и мама начинает переживать, видя, что сын или дочь справляются с заданиями хуже сверстников – а обычно мамы, конечно же, переживают, - то для малыша это двойная травма. К страданиям из-за своих неудач прибавляется страх родительского гнева, отвержения, нелюбви.

Но и если малыш на занятиях в первых рядах, излишняя фиксация на его успехах в учебе тоже небезопасна. С одной стороны, она разогревает тщеславие, а с другой – у ребенка может возникнуть чувство, что его любят не просто так, а за достижения. Особенно если родители скуповаты на ласку и похвалу.

Разумеется, когда дети идут в школу, учеба и связанные с ней успехи или неудачи волей-неволей занимают большое место в их жизни. Но даже тогда нельзя допускать, чтобы все разговоры родных с ребенком вертелись вокруг уроков и оценок. А уж дошкольнику, у которого отношения с родителями только еще складываются, совершенно необходима уверенность в том, что его любят не за красиво нарисованный рисунок или без ошибок прочитанную фразу, а за то, что он вообще есть.

В этом отношении тоже тяжелее всего, как правило, приходится единственному ребенку или первенцу. Они нередко становятся и жертвами воспитательных экспериментов, и объектом приложения родительских амбиций. Подустав, поумнев, разочаровавшись в каких-то новшествах, родители «сбавляют обороты» и к другим детям уже не предъявляют таких завышенных требований. Однако первенцам от этого не легче.

Психология Барби

Психологи всего мира, предостерегая родителей, высказали немало нелестных слов в адрес популярной куклы Барби. В частности, говорили, что девочки не могут занять материнскую позицию в игре с этой куклой, поскольку она имеет вид взрослой женщины и не годится на роль дочки. А игра в дочки-матери имеет для девочек огромное значение, поскольку готовит их к будущему материнству. Усвоенные в детстве установки и модели поведения потом воспроизводятся на бессознательном уровне, автоматически.

Играя с обычной куклой, изображая ее маму, девочка подражает своей собственной матери и учится ухаживать за малышом. Все эти игры, в основном, являют собой имитацию домашнего труда и процесса воспитания ребенка: куклу пеленают, кормят, укачивают, купают и причесывают, возят в коляске на прогулку, наставляют, как надо правильно себя вести, хвалят и наказывают. Для нее шьют одежки, стирают ей платья, гладят их игрушечным утюжком. Все это происходит в том же самом мире, в котором живет девочка, и она четко усваивает модель: пока она нянчит малютку «понарошку», а когда вырастет, то будет мамой по-настоящему. Как ее любимая мамочка. А поскольку собственная мать для девочки дошкольного возраста – идеал, то и мир, окружающий малышку, и будущее материнство, и домашний труд кажутся ей очень привлекательными.

В Барби играют совершенно иначе. Начнем с того, что у Барби свой собственный мир, не имеющий ничего общего с домашним миром ребенка (во всяком случае, с миром подавляющего большинства наших детей). В «империи Барби» все шикарно, по первому разряду. Фактически это воспроизведенные в миниатюре атрибуты сладкой «гламурной» жизни. Играя за Барби, девочка вживается в роль богатой красотки, каждый день которой – сплошной праздник. Она принимает гостей, ездит в роскошном лимузине, купается в бассейне, а затем загорает в шезлонге, пьет коктейли, сидя под зонтиком на краю бассейна, смотрит телевизор, играет в теннис, катается на лошади. Дети у Барби тоже могут быть – в продаже есть даже беременная кукла с открывающимся животом, но для девочки это совсем не то, что обычная игра в дочки-матери. В обычной игре нет эффекта отстранения, а тут-то не она – мама, а Барби, так что примерить к себе роль матери гораздо труднее. И потом, дети если и существуют, то лишь на периферии Барбиной жизни, как приложение ко всему остальному. В результате девочка получает установку не на труд, а на развлечения, не на материнство, а на гедонизм. И в дальнейшем с большой степенью вероятности будет тяготиться ролью жены и матери, требующей большого трудолюбия и самоотверженности. Тем более что установка на «красивую жизнь» мощно подкрепляется современной масс-культурой: рекламой, глянцевыми журналами, телесериалами и проч.

Теперь появилась возможность проверить правоту психологов. Первое «поколение Барби» выросло и вошло в брачный возраст. Конечно, однозначно судить обо всех невозможно – разные бывают судьбы, разные люди. Но уже ясно, что множество девушек не торопятся обременить себя семьей и детьми. А среди тех, кто вышел замуж и стал матерью, очень многие страшно тяготятся бытом, уходом за ребенком, его воспитанием. Он ведь, в отличие от «ребенка» Барби, никак не хочет переместиться на периферию жизни, а занимает в ней центральное место, поглощая почти все время и уйму сил.

Когда же ребенок немного подрастает, именно такие мамы чаще всего перегружают его занятиями в студиях, секциях и мини-лицеях. С одной стороны, это бессознательная попытка оправдаться: да, самой мне тяжело заниматься ребенком, но зато я никаких денег не жалею на его обучение и развитие. А с другой стороны, актуализируются полученные в детстве установки. У Барби все было по высшему разряду. Почему же у ее подражательницы все должно быть иначе? «Ты достойна самого лучшего!» – внушает реклама. И ребенок, естественно, должен оправдать эти ожидания.

Такие мамы особенно остро переживают, если их дети не соответствуют современному эталону успешного ребенка. Помню, ходил к нам на занятия малютка. Очаровательный, большеглазый, с милой, кроткой улыбкой. Он преданно любил маму с папой, был покладистым и добрым. И вообще-то для своего пятилетнего возраста очень много чего умел. Даже сам пек блины! Но маме, даже внешне очень похожей на Барби, все это казалось неважным. Ее ужасно расстраивало, что Миша на английском не выбился в отличники. (А у него было такое заикание, что удивительно было, как он вообще решался раскрыть рот, поскольку дети его дразнили немилосердно.) За то же, что он боялся высоты, мать его откровенно презирала: «У нас все друзья увлекаются горными лыжами. Их дети, его ровесники, знаете как уже катаются? А наш трусит спуститься даже с малюсенькой горочки! Я мужу сказала, что больше мы Мишку в горы брать не будем. С ним одно расстройство. Главное, нам за него стыдно, а ему нисколечки. Муж говорит: “Не дрейфь! Ты же мужик!” А он в ответ: “Я не мужик, я мальчик…”»

Чтобы помочь малышу, у которого помимо заикания были лицевые тики, а впридачу – энурез, пришлось гораздо больше заниматься не им, а мамой. Причем изменить мамины установки оказалось невероятно трудно. Вроде бы неглупая женщина, она упорно отказывалась понимать простейшие вещи: что ребенок ее страдает, что его надо не обвинять, а поддерживать, что в нем очень много хорошего и что вообще-то ей грех жаловаться, жизнь ее пока что складывается весьма удачно, надо лишь научиться это ценить и не гневить Бога безмерными претензиями. В ее сознании словно был выставлен блок. Все, что не вписывалось в картину блестящей, успешной жизни, жестко отсекалось. А робкий, плаксивый, заикающийся ребенок туда, естественно, не вписывался.

Подобных случаев можно привести немало. Конечно, мамы, недовольные ребенком, встречались всегда. Но «поколение Барби» – это немного другое. Все-таки раньше (по крайней мере, на нашей памяти) не было такой открытой и массовой ориентации на шикарную жизнь. Не было и такой выхолощенности жизни, когда за яркими, красивыми оболочками – полная пустота, вакуум. Полагалось тянуться к культуре, поэтому даже те, кто этого особо не жаждал, вынуждены были «держать марку»: читать стихи и классику, а не бульварные полупорнографические романы (которых, впрочем, тогда и не было). И знакомясь с настоящей литературой, смотря настоящее кино (даже в комедиях тех времен было много по сути серьезного и поучительного, не было пошлости, а актерская игра поражала своим профессионализмом), люди волей-неволей становились более развитыми, осмысленными, у них появлялись какие-то интеллектуальные, культурные, духовные интересы. Теперь же вопрос об интересах, увлечениях, хобби часто ставит молодых женщин в тупик. Мамы, о которых идет речь, если и читают, то, в основном, какую-нибудь разрекламированную ерунду, а в основном, ссылаясь на занятость, ограничиваются глянцевыми журналами. Одна молодая женщина без тени юмора заявила, что она увлекается дорогой косметикой. Другая – что они с мужем любят ходить в сауну, третья вспомнила про боулинг. Общение с ребенком ничем не наполнено. Многие прямо спрашивают: «Вот вы советуете нам с ним побольше разговаривать. А о чем говорить? На какие темы?» И действительно, затрудняешься с ответом. Такие мамы не знают ребенка, не интересуются им. Своих содержательных интересов, к которым они могли бы привлечь сына или дочь, у них тоже нет. Это жизнь рядом, но не вместе, хотя формально они ребенком занимаются: водят его на занятия, совершают совместные прогулки, ездят в совместные поездки, ходят в кафе и т.п. Естественно, и хвалить ребенка для них затруднительно. Для этого ведь тоже нужно всматриваться, вдумываться, анализировать, а у них уже укоренилась привычка скользить по поверхности, ни во что особо не углубляясь.

В ловушке обиды

Безусловному принятию ребенка мешают и обиды. Они бывают разными.

Обижаясь на судьбу, мать может винить в своих несчастьях ребенка. Обижаясь на близких, срываться на детей, поскольку они постоянно рядом и чаще других попадаются под горячую руку. А еще обижаются на самого ребенка. Это наиболее тяжелый вариант. В двух предыдущих случаях можно апеллировать к разуму взрослого человека, разъясняя нелепость ситуации; взывать к его совести, которая и сама обычно подсказывает, что ребенок не виноват и что срывать на нем зло – грех. В последнем же случае эта тактика не работает. Ребенок и вправду бывает виноват. Он плохо себя ведет, грубит, обманывает, проявляет неблагодарность, «качает права», пытается шантажировать, не жалеет родных, хотя видит, что они выбиваются из сил… Это, конечно, неприятно, и потакать детским безобразиям, естественно, не следует. Однако обижаться на детей, как на равных, – значит загонять себя в ловушку. Обижаясь, вы становитесь в слабую позицию, в позицию жертвы, чем фактически даете карт-бланш ребенку, стремящемуся командовать взрослыми (а ведь именно таким детям обычно свойственно вышеописанное поведение). И если потом из этой позиции попытаться на ребенка воздействовать по-взрослому – наказать, вразумить, пристыдить, то ничего не получится. Ребенок либо откажется подчиниться, либо начнется выяснение отношений, напоминающее сцены из мелодрам и если и уместное (хотя и нежелательное) между супругами или влюбленными, то уж никак неуместное между родителями и детьми. Когда такая схема домашних конфликтов делается привычным стереотипом, воспитание практически сходит на нет. У ребенка развивается истеричность, а родители, измученные его бесконечными капризами, тихо (или громко) звереют. И, конечно, им не до похвал.

Не раз и не два доводилось слышать горестные признания: «Я понимаю, это ужасно, но мне все чаще кажется, что я его (ее) ненавижу».

На самом деле это, конечно, не так. Просто любовь была еще незрелая, невзрослая, а обид накопилось слишком много, и они начали ее заслонять. Так бывает и в отношениях с другими людьми. И выход тут один-единственный: простить и больше не обижаться. Иначе вы так и будете ходить по кругу, разъедая и ослабляя душу обидами. А чтобы воспитать детей – особенно трудных и особенно сейчас, когда вокруг столько всего препятствует нормальному воспитанию! – нужно много душевных сил. Ну, а простить своего ребенка легче, чем кого бы то ни было. И потому что он плоть от плоти вашей, с ним вас связывают особые узы. И потому что это, как ни крути, а все же противоестественно – когда взрослые всерьез обижаются на детей.

Что еще мешает принять ребенка?

Очень сильно мешает установлению нормальной детско-родительской связи и раздражение, которое ребенок вызывает у родителей. Причин тут тоже немало. Бывает просто раздражительный характер, когда любой пустяк, любая мелочь человека «бесит», а он не привык с собой бороться и чем дальше, тем больше распускается. Еще раздражение может возникать вследствие хронической усталости и истощения нервной системы. Тут опять-таки особенно достается первенцам, поскольку для матерей все в новинку, они чувствуют себя неуверенно, много плачут, тревожатся, к повышенным нагрузкам пока не привыкли. Сверхответственные мамы с так называемым «комплексом отличницы» стараются достичь в уходе за малышом идеала. А дети-то разные. Одних можно приучить к горшку с пятимесячного возраста (как советовали чешские специалисты в конце 70-х годов), а другие только к двум годам еле-еле осваивают эту премудрость. Одни спокойно играют, а другие везде лезут, за ними нужен глаз да глаз. И если мать хочет, чтобы все было, как написано в книжках, ее нередко постигает разочарование. С чем отличнице ох как нелегко примириться! Она удваивает, утраивает усилия, естественно, перенапрягается и начинает срываться.

Раздражение может возникать и из-за того, что женщина подсознательно делает перенос с мужа, с которым не сложились отношения, на ребенка. Особенно если малыш на него похож. А порой бывает наоборот: мать видит в ребенке себя, но ее это не радует, поскольку она собой страшно недовольна и соответственно, переносит это отношение на сына или дочь. Конечно, христиане должны относиться к себе критически, видеть свои грехи и стараться исправиться. Но это не тот настрой, о котором говорю сейчас я. Такие матери пребывают в унынии, считают себя неудачницами, пустым местом, не верят в возможность изменения к лучшему. Будучи чересчур зафиксированы на плохом, они уже не замечают в своей жизни ничего хорошего, живут безрадостно, угнетая близких мрачным видом и бесконечными придирками. Им трудно найти в ребенке какие-то достоинства, зато недостатков они вам перечислят целую кучу.

А бывает, ребенок просто иноприроден. Есть в нем что-то чуждое, непонятное. Иногда такие чувства испытывают родители к детям с какой-то психической патологией, иногда – к тем, в ком видят совершенно неприемлемые, по их мнению, черты, а иногда – вообще непонятно почему. Несколько лет назад ко мне на консультацию пришла мать четверых детей. Двое были родные, а двое – приемные. Оба взяты в младенчестве. И с одним приемным ребенком у нее сразу возник контакт, а другим никак не возникал.

«Не понимаю, в чем дело, – сокрушалась она. - Первый – заморыш, жалкий такой, а этот красивый, кудрявенький, кровь с молоком. Все от него в восторге: и муж, и дети, и бабушки с дедушками. А я в нем все время чувствую что-то чужое и не могу этого преодолеть, раздражаюсь. Знаю, что нехорошо, что надо его принять – куда, в конце концов, денешься? – но не могу…»

Очень разлаживает отношения и несоблюдение иерархии «взрослый – ребенок». Вина в данном случае тоже на взрослых. У детей сперва создают иллюзию равенства старшим. А когда они, в соответствие с заданной установкой, начинают вести себя как полноправные «партнеры»: проявлять непослушание, спорить, торговаться, делать замечания, настаивать на своем, старшие возмущаются и раздражаются.

Чувство вины, которое возникает у родителей после того, как они в раздражении обрушиваются на ребенка, тоже далеко не всегда продуктивно. Теоретически, раскаявшись в своем гневном порыве, взрослые должны были бы впредь держать себя в руках и не допускать подобных вспышек. Но для многих это остается сухой теорией. Одни пытаются оправдать себя словами «я все понимаю, но ничего не могу с собой поделать» (а от ребенка при этом требуют исправления!). Другие, искренне раскаиваясь в совершенных ошибках, не могут себе их простить, пытаются загладить свою вину и начинают ребенка баловать, закрывать глаза на множество его проступков. Когда же рано или поздно доходит до крайности, они спохватываются, но проявлять строгость боятся, поскольку не хотят повторения прежних диких сцен. В результате ребенок распоясывается, а родители совершенно запутываются и, обвиняя себя, раздражаются на него. Или стараются с ним «не связываться», а по сути – отгораживаются, лишая ребенка полноценного общения и воспитания. При этом в той же семье могут быть другие дети (как правило, младшие), с которыми у матери с отцом не было изначально особых сложностей, и с ними отношения установились нормальные. Соответственно, и общаться, и хвалить их легче.

Что же делать?

Тем, кто еще только на пути к материнству, – готовиться к нему заранее, благо сейчас во многих местах открылись курсы подготовки к родам, на которых будущие мамы узнают очень много полезного об уходе за малышом. Да и в литературе на эти темы сейчас нет нехватки, важно лишь выбрать что-то толковое. Кстати, родив несколько детей, вы не только себе, но и им облегчите в дальнейшем проблему установления детско-родительской связи. У молодых людей из многодетных семей (при условии, что они в свое время понянчили братишек и сестренок, а не только с ними играли) уход за младенцем, как правило, не вызывает ни страха, ни особых трудностей. Для них это дело привычное.

Заранее нужно бороться и с собственным эгоизмом, лежащим в основе того, что ребенок воспринимается как обуза. Людям, привыкшим жить «для себя», трудно в одночасье перестроиться. Поэтому для плавности перехода стоит – часто даже через силу! – побольше заботиться о ближних, прежде всего о своих младших братьях, сестрах или племянниках, опекать больных и престарелых, помогать в уходе за чужими детьми (например, подруге или какой-нибудь многодетной семье). И вообще заниматься не только тем, что интересно или приносит деньги, но и тем, что называется «служением». А то из жизни многих молодых людей это понятие практически полностью выпало. Тем, что их увлекает, они готовы заниматься часами, а на неинтересный, но необходимый домашний, бытовой труд сил никаких нет.

Тем же, кто уже обзавелся детьми, важно прежде всего поверить, что ситуация поправима. Конечно, раннее нарушение детско-родительской связи для ребенка – огромная травма, и полностью изгладить ее последствия не всегда возможно. Но из этого не следует, что надо продолжать в том же духе! Разобравшись в ситуации, нужно сломать привычный сценарий. Поняв причины своего раздражения или отчуждения, сдерживать свои неправильные реакции, бороться и с собой, и с тем, что вам мешает в ребенке.

Конечно, трудным детям необходимо ставить четкие и достаточно жесткие рамки. Не стоит верить безответственным призывам принимать их «такими, какие они есть». Следование подобным призывам, как правило, плохо кончается и для ребенка, и для родителей, и для многих других людей, страдающих впоследствии от его безобразий. Однако фон, на котором происходит воспитание, обязательно должен быть позитивным. Надо гораздо больше фиксироваться на хорошем, а не на плохом, стараться увидеть в ребенке максимум достоинств. До трех лет, говорят психологи (например, И.Л. Ботнева, один из ведущих наших специалистов по половозрастному развитию детей и подростков), ребенок обязательно должен слышать от матери, что он самый лучший, что все у него отлично. Иначе у него возникает отторжение себя, развивается комплекс неполноценности, зажатость, неуверенность, агрессивность. Могут возникнуть и проявления аутоагрессии.

Если происходит так называемый «перенос» – когда ребенок напоминает отца, с которым не сложились отношения, и потому напоминание о нем мучительно, – старайтесь изменить угол зрения, увидеть в ребенке свои черты, что-то общее с вами. А на различное усилием воли закрывайте глаза. Не сразу, конечно, но со временем у вас произойдет перестройка восприятия, и то, что раньше выпячивалось, буквально вопияло, уже не будет так заметно. Это подобно тому, как человек, надевший темные растровые очки с дырочками, сперва ничего не видит, а затем глаза привыкают глядеть сквозь это мелкое решето и уже не замечают перегородок. А с годами, когда страсти улягутся, вполне может статься, что и черты¸ роднящие сына или дочь с отцом, уже не будут казаться такими неприемлемыми, какими казались вначале.

Тем же, кто угнетается сходством ребенка с собой и в связи с этим прочит ему мрачное будущее, тоже имеет смысл пересмотреть свои взгляды: увидеть в ребенке что-то отличное от себя (в конце концов, он же не ваш клон!), а также найти в себе, в своей жизни не только отрицательные стороны. Подмечая свои мелкие недостатки, человек порой не видит гораздо более важного – того, что, впадая в уныние, он начинает роптать на Бога. Мне неоднократно встречались женщины, судьба которых складывалась в общем-то очень удачно. Господь дал им верного, работящего мужа, двух, трех, а то и четырех смышленых, здоровеньких ребятишек. Сейчас, когда столько бесплодных пар, столько пьющих, безответственных мужчин и столько детей с пороками развития, это огромная удача – иметь полную, тем более многодетную семью. Но женщины считали себя несчастными, несостоявшимися личностями. А родственники вместо того, чтобы их переубедить, наоборот, подливали масла в огонь. Бабушка, в свое время родившая только одного ребенка и «горевшая» на работе, попрекала дочь тем, что она «как крольчиха» – нарожала и теперь губит свою жизнь, а могла бы жить интересно, содержательно, быть уважаемым человеком, профессионалом. Дедушка, с которым бабушка давно развелась, выражался не столь категорично, но тоже был разочарован, что дочь «ничего не добилась». А тут еще и подруги: у одной своя фирма, другая работает в крупной компании и «огребает кучу денег», третья зарабатывает немного, но зато защитила диссертацию. Короче, у всех все нормально, только одна она недотыкомка…

Иногда в подобных случаях бывает достаточно просто ободрить маму, сказать ей, что как раз она-то уже состоялась и что дети нисколько не мешают самореализации, а напротив, дают массу возможностей раскрыть свои таланты – педагогические, художественные, литературные, музыкальные и прочие.

В других случаях, чтобы вывести мать из депрессии, требуется более глубокая психологическая работа, а то и помощь психиатра. И конечно, серьезное духовное окормление.

С раздражением и гневом тоже нужно бороться прежде всего на духовном уровне. «Когда видишь враждующего против тебя, и приходит тебе на мысль все, что претерпел или выслушал ты от него прискорбного, то старайся это забыть, а если остается в памяти, припиши все диаволу, – учит преподобный Нил Синайский. – Собери же в мысли, что сказал или сделал полезного когда-либо такой человек, и если остановишься на сем припоминании, то весьма скоро успокоишься, избавившись от своей суровости и от ожесточения»[1]. Мы, например, на наших занятиях часто просим родителей составить «лестницу достоинств» своего ребенка: на верхней ступеньке указать самое, по их мнению, ценное, на нижней – что-то хорошее, но, может быть, не самое важное. Задание легкое, ведь в своем ребенке обычно видишь массу положительных черт. Но для тех, кого дети раздражают, это бывает совсем непросто. Порой мать со вздохом признается, что она вообще ничего хорошего указать не может. (К счастью, такая категоричность встречается все-таки редко.)

Борясь с раздражительностью, полезно вести дневник, приучать себя к самодисциплине, записывая туда случаи, когда не удалось сдержаться. А успокоившись, анализировать происшедшее, пытаясь разобраться, в какой момент ситуация вышла из-под контроля и как можно было ее удержать. Часто бывает, что родители слишком долго терпят детские выходки, раздражение постепенно накапливается, и наконец они в гневе обрушиваются на ребенка. В подобных случаях лучше до взрыва не доводить, а наказать раньше, пока вы еще сохраняете самообладание. А где-то, может быть, и уступить (опять-таки пока ситуация не успела накалиться), ведь нередко и родитель проявляет излишнюю принципиальность, желая, чтобы все было, как ему хочется. И тогда, как говорят, нашла коса на камень.

Часто имеет смысл идти не только от внутреннего к внешнему, но и, наоборот, от внешнего к внутреннему. Человеку, привыкшему разговаривать вежливо, тяжело нагрубить, даже когда его совсем вывели из себя. А если все же сорвется – в душе потом долго сохраняется мутный осадок. Противно… Так и с раздражением. Привыкнешь общаться доброжелательно, держать себя в руках – и раздражение будет таким же недопустимым, как грубость и хамство. В конце концов недовольство можно выразить и культурным образом. Тем более что суровый, но спокойный тон (вкупе с «оргвыводами») отрезвляет непослушных детей эффективней, чем истерические вопли, которыми обычно завершается приступ раздражения. Истерика – это оружие слабых. А если ты слабый, то с какой стати тебя слушаться, когда самому охота покомандовать?

В гневливости и раздражительности надо, конечно, каяться на исповеди, прося у Бога помощи, а у духовника – совета, как бороться с этими грехами. Результат не всегда бывает скорым, но если не отступать, Господь обязательно поможет. Как именно осуществится Его помощь, нам знать не дано. Кто-то просто постепенно утихомиривается, с кем-то происходят некие знаменательные события, меняющие привычный порядок вещей. Иногда человеку необходима очень даже приличная встряска, чтобы он наконец опомнился и остановился. Одну мою знакомую сын жутко раздражал своей вредностью, занудством, истеричностью. Никакие «рецепты» ей не помогали или помогали временно. А потом – мальчик уже был подростком – на него напали на улице хулиганы и чуть не убили. Он долго лежал в больнице, а когда выписался, то некоторое время вел себя еще хуже, чем до этой печальной истории, поскольку полученная черепно-мозговая травма отнюдь не способствовала гармонизации его психики. Но мать больше не раздражалась, хотя и не позволяла ему делать все, что заблагорассудится. Даже наоборот, в чем-то Елена стала более строгой и последовательной. А вот раздражение как рукой сняло безо всяких приемов саморегуляции.

«Это мне Бог помог», – отвечала она на недоуменные вопросы друзей, помнивших, как Лена совсем недавно «заводилась» с пол-оборота.

«Душа обязана трудиться»

Современный технократический мир вообще не способствует умножению любви. Меньше живого общения, больше психических перегрузок. Родственники, друзья сильно устают, видятся редко. Даже болезнь такая появилась – «синдром хронической усталости». А тут еще у многих родителей наблюдается, если можно так выразиться, «синдром хронической недолюбленности»: их самих в детстве отвергали, мало ласкали, слишком строго оценивали. А, может быть, и не отвергали, но из-за семейных обстоятельств рано сдали в «казенный дом» – ясли, сад, потом на продленку в школе. В результате у взрослых нет навыка полноценного родительского поведения. Они устают от детей и спешат передоверить их другим людям. Причем происходит это зачастую бессознательно, поскольку самим родителям такое материнско-отцовское поведение было продемонстрировано очень рано и запечатлелось на уровне импринтинга, первообраза. Почему и преодолевать неправильный стереотип бывает труднее: слишком глубоко он застрял в памяти. Но трудно не значит невозможно. Просто придется приложить больше усилий, однако взрослого человека это не должно пугать. Если мы даже детей учим преодолевать трудности, то взрослым тем более необходимо показывать им пример.

 И первое, что надо сделать – это осознать (сердцем, а не на словах!), насколько страшно для ребенка отвержение матери. Ничто не может заменить материнской любви. Конечно, с годами острота детских переживаний притупляется, но все равно это незаживающая рана, и никогда не знаешь, что ее разбередит. У отверженного ребенка может возникнуть множество фобий и комплексов, у него нередко развивается неприятие себя, своей внешности, личности. Подавленность перерастает в депрессию. Постоянное и при том во многом необоснованное (поскольку родители к нелюбимым детям пристрастны) чувство вины вызывает озлобленность, внутренний протест. У кого-то он так и остается внутренним, угнетая психику, у других – выплескивается наружу в виде агрессивных вспышек, уходов из дома, ранней сексуальности, демонстративных, хулиганских выходок. Хроническое чувство неудовлетворенности, мучительное одиночество глушатся компьютерными играми, спиртным, любовными связями, от которых потом остается еще большее чувство одиночества и опустошенности, наркотиками, а то и попытками самоубийства. Поняв весь ужас такой перспективы, нужно просить Бога, чтобы Он разорвал этот порочный круг нелюбви, и самим упорно стараться преодолеть грех окамененного нечувствия, нередко передающийся в семьях из поколения в поколение. В современном мире, где столько людей живет без любви, потратив массу сил на ее поиски, но так никогда и не встретив, любовь к ребенку – это для многих единственный шанс кого-то полюбить по-настоящему. Не упускайте его, трудитесь. Ведь любовь не только дар, но и труд. А там, глядишь, душа раскроется и вместит. И окажется, что хвалить, ласкать, любоваться очень легко. Даже будет непонятно: как это раньше не получалось?